Темное время  - Андрей Васильев

Невероятно ловко, так, что я даже этого движения не заметил толком, водяник скользнул в реку. Причем даже кругов на поверхности не осталось!

– А ты нам гребешки привез? – требовательно спросил девичий голос, после чего из воды одна за другой появились прехорошенькие в лунном свете лица русалок. Меня, правда, теперь не обманешь, знаю я, что они из себя представляют вне воды да ночи. – Забыл, небось?

– Почему забыл? – нахмурился я. – Привез. И гребешки, и бусы. Они там, у костра, остались.

– Бусики, бусики! – запереговаривались девушки. – Вот хорошо-то!

Прямо как туземки с дикого острова. Еще чуть-чуть, и можно открывать колониальную торговлю, менять пластмассовые бусы и зеркальца на речной жемчуг.

– А ну, брысь! – из воды вылез Карпыч, держа в руках приличных размеров чашу, поблескивающую в лунном свете камнями, которыми были инкрустированы ее бока. – Разгалделись! Вот, держи!

– Ого! – Я цапнул подарок, сразу же подивившись его весу. На полкило потянет, не меньше. Как видно, в старые времена тонкостенные поделки класса «рюсс стайл», которыми сегодня битком набиты антикварные лавки в центре Москвы, были не в чести. Что этот артефакт, что круговая чаша, которую мы с братами-ведьмаками передавали из рук в руки тогда у дуба, отличало одно – основательность. – Вещь!

– Хорошая, не сомневайся, – по-своему истолковал мои слова Карпыч. – И сильно старая, еще до прихода распятого бога сработана. Нет, точно-то не скажу, сколько с той поры времени прошло, сколько воды утекло… Помню только, сеча тогда была сильная – и на берегу, и потом в воде. Почему, отчего – не ведаю. То ли кто дань платить не восхотел, то ли, наоборот, уже собранное добро отнять задумал да полонников освободить – поди вспомни. Да и не знал я, вернее всего. Мне ваши людские хлопоты неинтересны, я для другого сюда поставлен. Но, как кончилась битва, по порядку все исполнил – поганых на дно отправил, ракам на корм, тех воев, что сторону нашу оберегали, к берегу отнес, чтобы, значит, их тела други забрали и в родную землю положили. Ну а добро – оно мое стало. Вот середь него эта чаша и была.

Елки-палки. «Поганые» – это же эти… Как их? Половцы, хазаре, кто там еще был? Выходит, этому антиквариату веков тринадцать-пятнадцать. Вашу маму, да мне страшно ее будет дома держать, пусть даже и в сейфе. Под нее депозитарную ячейку надо абонировать.

– Хозяин, дай глянуть, а? – протянул ко мне лапы Родька. – Чего? Не мне одному интересно. Вон она тоже интересуется.

И верно, Жанна тоже с любопытством смотрела на драгоценность.

– Держи, – протянул я чашу слуге, а после поясно поклонился Водному хозяину. – Благодарствую, батюшка, за дар твой.

– Вот, – с довольным видом сообщил другу дядя Ермолай. – А ты сомневался. Хороший ведьмак на смену Захару пришел.

– И не сквернословит совсем, – кивнул Карпыч. – А то Захар последние годы знай только ругался. Я с ним потому и видеться перестал. Девок своих посылал, когда он за какой нуждой ко мне приходил.

– Вот! – хлопнул я себя по лбу. – Чего спросить хотел. Тут вот это мохнатое недоразумение рассказывало, что есть у вас такая вода, которая женщинам очень полезна. Если ей умыться, то морщин не будет и хвори разные пройдут.

Родька, тискающий драгоценность и отмахивающийся от Жанны, которая лезла ему под лапу, на мгновение замер.

– Враки, – отмахнулся Карпыч. – Нет такой воды, парень, чтобы годы с лица бабьего смывать. Если уж они прошли, то хоть чего делай, все одно красоту не вернешь.

Ну это вопрос спорный, нынче пластическая хирургия много чего может, но это уже неважно. В моей области применения на данном ингредиенте можно ставить крест. Жалко.

– А вот если ты о живой воде, так это да, – продолжал тем временем вещать водяник. – Имеются такие ключи. В моей реке их нет, врать не стану, но знаю, где в наших землях они бьют, все три. Только тебе не скажу и даже извиняться за то не стану. Это наши, речные тайны, и только тем, кто с водой одним целым стал, они откроются.

– Код доступа, – кивнул я. – Какие обиды, все понимаю. Ладно, пошли к костру, надо девушкам вашим подарки отдать.

– У меня еще вопрос, – прижимая чашу к пузу, заорал вдруг Родька. – Чего в реке твоей рыба такая мелкая? Сколько сегодня ни ловил, все огольцов с коготок размером вынимал.

– А ты мне не нравишься, – пояснил водяник. – Наглый стал, вежество забыл. Слушай, ведьмак, давай твоего служку утопим? Я его научу речку любить, уж не сомневайся. А ты себе другого найдешь, порасторопней да поскромнее.

– Давайте, – легко согласился я. – Подарок только ваш у него заберу, и топите. Самому этот нахал надоел до ужаса.

– Ты за руки, я за ноги, – включился в игру дядя Ермолай. – Ну, мохнатый, иди сюда!

И он захлопал руками, изображая загонщика.

– Я, если что, подтвержу, что он сам упал в воду и утонул, – добавила Жанна. – Если кто спросит.

Родька в ужасе пискнул, шерсть у него встала дыбом, он обвел нас глазами, поплотнее прижал чашу к пузу и с невероятной скоростью помчался в сторону кустов козьей ивы, где и скрылся секундой позже. Какое-то время еще трещали гибкие ветви, через которые продирался мой слуга, но вскоре все стихло.

Хохотали все долго и от души, особенно я. Очень это полезно – посмеяться после пережитых волнений. Со смехом из меня выходил страх, испытанный на перекрестке.

– Скоро рассвет, – сказал дядя Ермолай, когда мы добрались до полянки с костром. – Майские ночи короткие. Только стемнело, ан уже и небо яснеет. Ты там хотел русалкам что-то подарить? Не тяни, скоро им обратно на дно уходить, день там коротать.

– Верно, – поддержал его водяник, уже забравшийся в реку. – Эй, девки! Разбирай гостинцы!

– Чуть не забыл, – поморщился я. – Память никудышная стала, надо будет глицина попить.

В воду полетели расчески и бусы, в ответ послышались всплески, охи, вздохи и одинокое томное «Мужчина!». Последнее было приятнее всего, пусть даже это сказала и русалка.

– На-ко еще! – хлопнул в ладоши Карпыч, и меня чуть не сбила с ног скользкая длинноносая рыбина, сама прыгнувшая мне в руки из реки. – Не для проглота твоего дарю, для тебя. Похлебай ушицы, оно всегда полезно. Да под жабры ее хватай, а то руки изувечишь!

– Это осетр, что ли? – Я цапнул извивающуюся рыбину как велено, повертел, рассматривая, заглянул в ее круглые глаза. – Вон у нее клюв какой!

– Сам ты клюв! – притворно рассердился Карпыч. – Стерлядка это! На крючок такую не поймаешь, паря, и неводом тоже. Гоняю я их от берега. Коли узнает кто, что в моей реке стерлядь водится, так все, пиши пропало. Всю вентерями да сетьми перегородят, до донышка вычерпают и молодь погубят. Но тебе – дарю.

Увесистая рыбка, килограмма четыре, кабы не больше. Так вот она какая, стерлядь. Читать про нее читал, есть не доводилось. Интересно, у нее внутри икра есть? Она же из осетровых?